— Николай, у вас очень интересная жизнь, сейчас совершенно новый период — вы скоро дебютируете в качестве драматического артиста на сцене МХТ. Мы сидим с вами в ресторанчике напротив театра, куда вы пришли сразу после репетиции.
— Вы знаете, никакого нового периода нет. Просто жизнь сама иногда преподносит большие сюрпризы. Но начну издалека. В последнее время я стал интересоваться психологией. Я много езжу, в дороге слушаю интервью и что-то примеряю на себя, особенно когда люди рассказывают про какие-то детские травмы. Думаю: «А у меня это как?» Мои родители воспитывали меня в строгости, могли наказать, но никаких обид не осталось. И вдруг, вспоминая детство, я понял, что все время играл сам с собой. Родители работали, няня готовила, стирала, убирала, а разговаривала со мной, когда кормила или укладывала спать. Все остальное время я сам себя развлекал, во что-то играл: в доктора, в учителя... А когда меня начали водить в театр, я стал играть в театр. И, видимо, настолько заигрался, что…
— Что пришли в самый главный драматический театр страны.
— Да, но как я пришел. Я никогда не говорил: «Возьмите меня!» Вдруг в какой-то момент возникало предложение, а я думал: «Боже, как это интересно, я должен попробовать!» Помимо Большого театра, о котором я мечтал с детства, жизнь меня привела в мюзикл, в кукольный театр «Тень», в Михайловский театр в «Тщетную предосторожность», в программу «Взгляд» и другие проекты на телевидении.
— У меня всегда бывает так: какие-то знаки появляются заранее — так складывалось со всеми главными ролями… Ко мне очень по-доброму относилась Галина Мшанская, супруга Олега Басилашвили. Она работала в Питере на телевидении и брала у меня интервью, потому что я танцевал в Мариинском. Она приходила на все мои спектакли, часто с Олегом Валерьяновичем. В какой-то момент уже не она, а старшая дочь Оля записывала со мной интервью, и я попросил: «Оля, возьми у мамы с папой для меня автограф, пожалуйста. Они ко мне так хорошо относятся, но мы почему-то никогда не фотографировались вместе». Они подписали мне свои портреты, причем Олег Валерьянович мне прислал фотографию в образе Людовика XIV из спектакля БДТ «Мольер» (по пьесе Булгакова «Кабала святош»). Я подумал: «Столько ролей, почему он выбрал именно эту?» — и положил снимок в свой фотоальбом. Через какое-то время в гостях завязался разговор о том, что происходит на карте театральной Москвы, все стали называть любимых артистов. А я, так или иначе, знаком с большинством крупных звезд моего поколения. Мы стали перечислять: Миронов, Безруков, Машков, Меньшиков... И я почему-то говорю: «Так странно, есть один артист, которого я обожаю, хожу на все его спектакли много лет, но жизнь никогда меня с ним не сталкивала — ни в компании, ни в телепроекте. Даже просто на улице не проходили мимо друг друга». Мне говорят: «Ой, неужели такой человек есть?» — «Да. Это Хабенский».
И вдруг через какое-то время я получаю СМС: «Николай, это Константин Хабенский, пожалуйста, позвоните мне». Подумал, что это розыгрыш. Но решил: «А дай наберу! Все-таки его голос я не перепутаю ни с кем». Набрал. И действительно, это оказался Константин Юрьевич, который сказал: «Коль, я буду делать спектакль по «Кабале святош» Булгакова и хочу предложить вам быть Людовиком XIV». Первое, что я ответил: «Вы знаете, что на сцене я не разговаривал, только танцевал?» — «Конечно, я это понимаю, но давно присматриваюсь к вам, мне кажется, у вас все получится». А у меня в этот момент мысли мелькают: «Тебе позвонил любимый артист!.. Но ты же зарекался никогда не выходить на драматическую сцену…»
— Прямо зарекались? Почему?
— Многие мои коллеги выходили, и мне не нравилось то, что у них получалось. Про себя я думал: «Нет, я такого делать не буду!» И вдруг этот звонок… Я ответил: «Понимаете, МХТ, Булгаков, в роли Мольера — Хабенский, и предложение сыграть Людовика XIV… Чтобы отказаться, надо быть полным идиотом. Давайте договоримся так: я вам ничего не обещаю, но попробую, а потом уже решим, получается у меня или нет».
Эта ситуация произошла почти за два года до начала работы над спектаклем. Когда на первой репетиции мне сказали, что МХТ должен объявить о моем участии, я ответил: «Нет, давайте сначала это сделаю я сам, когда буду готов, потому что мне очень страшно».
— Это правда, что вы будете играть под другим именем?
— Да. Скоро все узнают мое новое имя. Объясню, почему я пошел на этот шаг. Я много лет даю интервью, и меня периодически спрашивают, не хочу ли я реализоваться как драматический артист. И как-то, отвечая, я сказал: «Если когда-нибудь сойду с ума и решусь на это, то под своим именем на сцену не выйду». Если честно, я даже не помню издания, в котором вышло интервью. Но так как я привык нести ответственность за свои слова, то буду обещание выполнять. Я этому даже рад. Потому что мое имя ассоциируется с другим образом. Я привык жить с ощущением, что Николай Цискаридзе ко мне не имеет отношения — это медийное лицо, человек подтянутый, бодро идущий по жизни, иногда даже нахальный. Если применительно к балету, то он всегда в трико, всегда главный герой. А я по своей внутренней конструкции совершенно другой человек. Возможно, расскажу, какой я на самом деле…
— Надеюсь. Скажите, а когда у вас в МХТ была первая репетиция?
— Мы начали в последний день зимы — 28 февраля. Знаете, если из этого ничего не выйдет, прекрасно уже то, что я был рядом с Хабенским и видел, как он работает. Я участвую в том, что у меня вызывает восторг… Единственный человек, которому я рассказал, получив от Константина Юрьевича предложение, — это Марина Неелова, которую я безгранично люблю и уважаю.
— Как она отреагировала?
— Марина заулыбалась и сказала гениальную фразу: «Зная вашу дотошность и скрупулезность, я представляю, сколько вы уже прочитали и посмотрели и какая каша у вас в голове». И она права! Это даже страшно описать. Наверное, я прочитал и посмотрел практически все произведения, где упоминались Людовик XIV и Мольер. Надо сказать, в теме я довольно давно. «Жизнь господина де Мольера» — один из моих любимых романов. Впервые я его прочел в 17 лет. Книга попала в руки очень вовремя: я оканчивал школу и уже не раз сталкивался с завистью и нехорошими поступками некоторых сверстников. Помню фразу в романе: мол, когда появляется гений, серость всегда объединяется. Я ехал в метро, и прямо в книге подчеркнул ее ручкой, которую достал из пенала. Мама меня всегда за это очень ругала и могла по рукам надавать. Но издание было простым и моим личным, так что я на это решился. Параллельно с чтением романа я увидел «Кабалу святош» во МХАТе. Мама сразу объяснила, что я увижу гениев: на сцене были Ефремов и Смоктуновский, а еще Табаков, Невинный, Тенякова... Конечно, когда я положил трубку после разговора с Константином Хабенским, первым делом открыл интернет, нашел этот спектакль и стал его пересматривать.
— Как с вашим безумным графиком вы нашли место для такой серьезной истории, как репетиции в МХТ?
— Благодаря тому, что Константин Юрьевич заранее сказал о репетициях, и мы внесли все в расписание.
— Как же вы сейчас живете? У вас ведь и так очень жесткий график и вы постоянно перемещаетесь между Петербургом и Москвой?
— В будние дни у меня в Петербурге балет, дети. В выходные Москва — с утра МХТ, а вечером телевидение. Если у меня вдруг съемок нет, значит, могу позволить себе отдохнуть.
— Что вам помогает избежать выгорания?
— Не выгореть человеку помогает одно — интерес. А еще я давно понял, что балетная жизнь заканчивается рано и нужно строить разные планы. Да и мой педагог, великая Марина Тимофеевна Семенова, которая всегда была рядом, постоянно говорила: «Коля, надо готовиться к пенсии». Сначала я смеялся, а буквально в один день пришло прозрение. И я стал думать, чем могу заниматься дальше.
— Как получилось, что у вас уже 30 лет педагогической деятельности?
— Когда я в 1992 году окончил хореографическое училище, только рухнул Советский Союз, но оставалось правило: с красным дипломом в институт берут без вступительных экзаменов. Мы с мамой поругались перед вручением диплома. Потому что накануне ее парикмахерша сделала мне какую-то кошмарную стрижку. Я и так не считал себя красавцем, а когда увидел в зеркале с этим ежиком на голове, то вскипел и сказал: «К этой прическе еще и костюм с галстуком? Никогда!» В общем, костюм я порвал, галстук порезал, а свой красный диплом отдал маме: «Ты хотела его? Получай!» И уже к вечеру узнал, что зачислен в Московский государственный хореографический институт, который был в нашем здании, мама туда просто перенесла мои документы. Я ей повторял: «Оставьте меня в покое, я хочу только танцевать!» Но пока мама была жива, мне приходилось туда ходить, сдавать какие-то экзамены. Когда она умерла, уже ее подруги на меня насели: «Мама мечтала, чтобы ты окончил институт». Я смирился. А в один прекрасный день Марина Тимофеевна Семенова меня спросила: «Колька, а ты правда в институте учишься?» — «Да». Она задумалась: «Хорошо…» И вместе со мной пришла в институт к ректору Софье Николаевне Головкиной. Великая Семенова была кумиром для Головкиной, она выбежала нас встречать, пригласила в кабинет, стала поить чаем в кузнецовском фарфоре. И вдруг Марина Тимофеевна говорит: «Сонь, а правда Колька у тебя учится?» — «Конечно!» — «Давай я буду у него «репертуар» вести?» У нас был предмет — методика преподавания классического танца и репертуара. Софья Николаевна обрадовалась: «Конечно, Марина Тимофеевна. Хотите, я вас оформлю?» — «Нет, не надо официально». Я сижу и думаю: «Какое счастье, меня отмазали, я теперь могу вообще туда не ходить». Я же не знал, что она за меня возьмется серьезно. В общем, с этого самого дня каждую свободную минуту Марина Тимофеевна на репетициях сажала меня рядом с собой и занималась.
Подошло время, когда мне надо было сдавать практику. Дату помню точно — 13 апреля 1995 года, — я танцевал балет «Сильфида» первый раз. На этот спектакль пришел мой одноклассник Илья Кузнецов и говорит: «Цискаридзе, мне надо выучить «Сильфиду», потому что я еду на юбилей к Плисецкой, приготовь со мной». Я подумал: «О, отлично, оформлю это как практику». А помогал ему еще дважды, и он получил две награды — в Бухаресте и на конкурсе «Майя». Благодаря этой истории я знаю точно, когда начал преподавать и когда у меня пошел педагогический стаж.
Марина Тимофеевна все время говорила: «Колька, надо преподавать». Меня стали постоянно приглашать в московское училище, я приходил, что-то с кем-то репетировал и в какой-то момент стал вести постоянно класс. Так все начиналось…
— За эти годы, может, уже сформировалась система преподавания Цискаридзе?
— Я на днях прочитал безумно интересную фразу: «Когда ты учишь, учишься сам». Со мной все происходит именно так. И у меня перед глазами было множество примеров, когда великие люди учились не останавливаясь. В институте я приходил к своему же педагогу из училища Петру Антоновичу Пестову. И видел, как человек, к которому ехали ученики со всего мира, гуру мужского танца, мог оценить и взять что-то и из моих наработок.
Я знаю, что одну и ту же вариацию, один предмет нельзя преподнести одинаково двум разным людям. С разными учениками разные испытания. Человек должен понять, как из своего мозга послать импульс в ту или иную часть тела, чтобы у него все получилось правильно и это было не гимнастическое упражнение, а танец.
Своих детей, как и мои педагоги когда-то, я приучаю к очень жесткой иерархии: «Это мой класс, и здесь мнение только одно — мое. Не нравится — дверь открыта. На выход — всегда, а обратно уже не откроется». Этому меня научила жизнь.
И безусловно, с детства важны все слагаемые профессии: аккуратность, четкость, пунктуальность, уважение к педагогам, к музыке, к смыслу. Это или есть, или «до свидания».
— А как же талант, дар Божий?
— Дар и талант все видят, когда человек выходит на сцену. А до этого еще нужно дойти, и вот тут важны все перечисленные качества.
— Как не ошибиться, набирая учеников в класс?
— Не ошибаться невозможно. Мы ошибаемся, потому что берем кота в мешке. Все решает пубертат.
— С девочками сложнее в этом плане?
— С девочками очень сложно, объясню почему. У мальчиков есть две кнопки — включить и выключить, а иногда одна, которая работает в обе стороны. А у девочек пульт управления у каждой свой, и он коротит. А три дня в месяц, а иногда больше, он не то что коротит, а еще и дымится… Меня, конечно, очень вымотал этот последний год, когда я готовил с девочками госэкзамен.
— То, что вы, мужчина-премьер, выпустили женский класс — уникальная история, последний раз это было в академии в 1919 году. Чем отличаются ваши ученицы, которых называют «папиными дочками»?
— Они очень подготовлены к любой работе в театре. Я не знаю, как сложится их жизнь в коллективе, но то, что они будут самыми профессиональными и очень сильными на сцене, — я гарантирую. Я даже не беспокоюсь за это. Могу сказать, что их отличает от мальчиков еще одна вещь. В какой-то момент я понял, что папы дочек любят больше, тут ничего не сделаешь. Потому что, когда шли экзамены у мальчиков, я смотрел на них и я их видел. Когда шли экзамены у девочек, я настолько переживал и волновался, что закрывал глаза, и по-настоящему экзамены увидел только на видео.
— Чьи имена нам нужно запомнить уже сегодня?
— Я не хочу их называть, потому что все одиннадцать девочек стали мне родными.
— Насколько вы их допускаете в свою жизнь?
— Кто-то со мной даже отдыхал, приезжал в Грузию, где у меня есть домик у моря. Там бывали и мальчики из академии. Знаете, очень смешно. Когда мальчики выкладывали фото в соцсетях, в комментариях писали: «Конечно, девочек он не учит». Стал заниматься с девочками, появились снимки с ними — опять злобные комментарии: «Ну вот, пусти козла в огород». Я думаю, господи, да что же вам надо? Вот эта природа ненависти мне безумно интересна, потому что людей постоянно что-то дергает, беспокоит и триггерит.
— Кто ваша первая ученица?
— Анжелина Воронцова, конечно.
— У вас с ней настолько теплые отношения, что возникает ощущение, словно она в каком-то смысле ваша семья.
— Все мои ученики — моя семья, даже те, кто поступил нехорошо. Ну что сделаешь, ребенок обкакался. Бывает… Когда он был маленький, вы подтирали, а когда вырос, он должен делать это сам. Правильно? Я не могу вам сказать, что таю потом обиду, просто появляется зарубка. Когда меня один ученик предал, совершил ужасный поступок, я об этом рассказал священнику. Он показал мне на кресте Создателя и сказал: «А ему легко там висеть? А его кто предал?»
— Вы сейчас ректор Академии Русского балета имени А. Я. Вагановой, учились непосредственно у Семеновой, которая была ученицей Агриппины Яковлевны. По-моему, это даже первый выпуск.
— По годам нет, но Ваганова сама всегда его считала своим полноценным первым выпуском. Она выпустила своих первых учеников в 1925 году, и среди них была Марина Семенова. Мой первый женский класс вышел ровно через сто лет после этого события. Удивительное совпадение: в этом же классе партнером Марины Тимофеевны был Александр Иванович Пушкин, который в дальнейшем учил моего педагога Пестова. А потом он воспитал двух великих артистов — Нуреева и Барышникова. Вот этот 1925 год выпустил в свет мою балетную маму и моего балетного дедушку.
— Что ваша балетная мама рассказывала о Вагановой?
— Она ее называла в письмах «моя черненькая мамочка». Потому что сама Марина Тимофеевна и ее мама были блондинками, а Ваганова — темноволосой. Они были очень близки. Марина Тимофеевна никого не считала своим педагогом, кроме Вагановой. Когда мы снимали фильм к 95-летию Семеновой, там есть кадры, где я сижу рядом с ней возле бюста Вагановой. И говорю: «Марина Тимофеевна, вы сейчас говорили об Агриппине Яковлевне. Пройдет время, и, наверное, я так же буду говорить о вас». Она не могла сдержать слез. Но это правда… Она рассказывала, что у Агриппины Яковлевны был очень острый язык, что самое легкое слово, которое она произносила, если ругалась, — «дура».
— А вы ругаетесь?
— Да. И «дура» тоже часто употребляю, но с любовью.
— Интересно, а преподавая у девочек, вы не поменяли своего мнения и считаете, что во взаимоотношении с учениками кнут — это лучший пряник?
— Конечно! Эта профессия не для слабаков. Она выглядит хрустальной, а внутри стальная.
— Чем вы похожи на «черненькую мамочку» Ваганову кроме темперамента?
— Я, наверное, такой же прогрессивный человек, как она, я не стою на месте. У нее в книге, которую издали в 1934 году и которая стала балетной Библией, написано: «Ученицы, давно не видевшие меня, находят сдвиг, прогресс в моем преподавании». Она считала, что нельзя с новым материалом разговаривать по-старому. И Марина Тимофеевна была такой же. Она меня всегда восхищала, в 90 лет она интересовалась жизнью страны, знала все имена. Это не значит, что это ей нравилось, но она была в курсе. Понимаете? Она смотрела современные сериалы, не пропускала новинок, параллельно читала Рильке и поэзию Серебряного века. И я, глядя на нее, понял, что нельзя жить в отрыве от современности. А когда захочется настоящего искусства, можно пойти в музей.
— Где можно увидеть воспитанников академии в ближайшее время?
— Сейчас у них будут выпускные в Питере, 18 и 19 июня они выступят в Кремле. Еще мы должны съездить в Челябинск. А потом они все разойдутся по самым главным театрам. Я жду от них решения, кто куда пойдет. Каждая из них со мной поговорила, спросила моего мнения. Я выслушал, высказал свои аргументы «за» и «против», но советовать ничего не стал, они сами должны решать свою судьбу.
— Какую программу увидят зрители?
— Мы танцуем второй акт «Лебединого озера». Семенова выпускалась сто лет назад, и «Лебединое озеро» — это один из ее самых главных спектаклей.
— Большая смелость, ведь этот балет очень сложный для исполнения, оно должно быть безупречным.
— Да. Еще мы учли, что в этом году отмечают 80-летие Победы и во время войны был создан один из эпохальных спектаклей на музыку Хачатуряна «Гаянэ». Это был заказ правительства для единения разных национальностей. Мы сделали большую сюиту, я ее отредактировал, собрал все что можно из старой хореографии, сам дополнил в этом же стиле. Там есть и русский танец, и грузинский, и армянский, и курдский. Это очень интересно. А третий акт — своеобразное празднование 30-летия моей педагогической деятельности. Это «Пахита», где будут почти все ученицы моего класса и вообще вся школа, к которой я имею непосредственное отношение.
— Удивительно, вы реализуетесь в таком количестве областей. Возглавляете Академию Русского балета имени А. Я. Вагановой и являетесь одним из самых цитируемых ректоров и педагогов, шоу с вами набирают миллионы просмотров, а тираж книг «Мой театр» опередил Пелевина. Я недавно узнала, что вас, юриста с красным дипломом, крупнейшие компании в стране просят провести тренинги для руководителей. Фонд общественного мнения называет вас человеком года в области культуры. Куда дальше будете двигаться? Есть план?
— Я же много раз говорил, что еще в юности выбрал девизом слова Блока: «О, я хочу безумно жить: все сущее — увековечить, безличное — очеловечить, несбывшееся — воплотить!» А плана нет. Вы понимаете, если бы мне кто-то рассказал, что я когда-нибудь зайду в МХТ не как зритель, а как человек, который осваивает новую профессию, я бы сказал: «Вы не в своем уме, да?» А теперь это происходит.
— Перед вашим юбилеем мы делали с вами материал для обложки, и к вам очень многие люди подходили, просили автографы и просто дотрагивались до вас. Оказалось, есть такая примета — прикоснуться к Цискаридзе — на удачу.
— Это то, о чем мы с вами говорили, Николай Цискаридзе не имеет ко мне отношения, он живет отдельной жизнью. Но я иногда в этом теле существую.
— А какой вы настоящий, не персонаж и не герой историй?
— Очень ленивый, неподвижный, большой домосед. Я на диване могу пролежать не представляете сколько! Сколько угодно!
— Что вы еще любите?
— Поесть. Люблю, когда хорошая компания, когда весело. Вот с детьми мы очень классно играем, допустим, в дурака. В игре все интересно проявляются. У меня есть один ученик, который безумно любит, чтобы я обязательно проиграл, и очень эмоционально этому радуется. Это забавно. Знаете, в момент искреннего веселья люди невероятно счастливы. А что может быть прекрасней, чем видеть вокруг себя счастливых людей?
Интересный факт
В МХТ Цискаридзе будет играть под новым именем. Зрители узнают его только тогда, когда будут напечатаны афиши. Дело в том, что Николай долгие годы в интервью на вопросы, хочет ли он покорить драматическую сцену, отшучивался: мол, никогда, но если все-таки решится, то под своим именем на сцену не выйдет. «Так как я привык нести ответственность за свои слова, то это обещание выполню».
Интересный факт
Дружбой с Мариной Нееловой Николай Цискаридзе очень дорожит. Посмотрев в детстве фильм «Старая, старая сказка», он влюбился в прекрасную Принцессу, а познакомился с Мариной и ее дочерью Никой тридцать лет назад в Большом театре после балета «Щелкунчик». С того времени они и дружат, и обязательно ходят на спектакли друг друга. А еще много лет являются членами жюри конкурса юных талантов «Синяя птица».
Интересный факт
У Николая педагогический стаж 30 лет. За это время сформировались определенные принципы. Своих учеников он приучает к очень жесткой иерархии: «Это мой класс, и здесь мнение только одно — мое. Не нравится — дверь открыта. На выход — всегда, а обратно уже не откроется. Этому меня научила жизнь». Еще он учит с детства тому, что в профессии важны аккуратность, четкость, пунктуальность, уважение к педагогам, к музыке, к смыслу.
Интересный факт
«Анжелина Воронцова — это моя первая ученица», — говорит Цискаридзе. После окончания Московской государственной академии хореографии Воронцова победила на Международном конкурсе артистов балета и хореографов и была принята солисткой в Большой театр. Там ее партнером и педагогом сразу стал Николай Цискаридзе. Именно с ним Воронцова в 2009 году дебютировала в партии Мари в балете «Щелкунчик».
Интересный факт
18 и 19 июня на сцене Кремлевского дворца состоятся выпускные концерты воспитанников Академии Русского балета имени А. Я. Вагановой. Будет представлена программа в трех отделениях, каждое из которых посвящено важному событию в истории балетной школы. «Мы танцуем второй акт «Лебединого озера», большую сюиту из спектакля «Гаянэ» на музыку Хачатуряна и «Пахиту», где будут почти все ученицы моего класса и вообще вся школа, к которой я имею непосредственное отношение», — рассказал ректор академии Николай Цискаридзе.
Благодарим продюсера Виталия Виленского за творческое сотрудничество и помощь в подготовке материала
0
25.00
